Вечный воитель [= Вечный герой ] - Майкл Муркок

Ничего, если не считать нескольких догорающих остовов.

Гордые одержанной победой, мы взяли курс на Пафанааль.

Я старательно избегал короля Ригеноса вместе с Каторном. Быть может, они правы, и элдренам на самом деле нельзя доверять. Но я хотел убедиться в этом на собственном опыте.

На вторую ночь пути меня навестил граф Ролдеро.

— Молодцом, — сказал он. — Твоя тактика себя оправдала. Мне говорили, тебе не было равных в рукопашной.

Он с мнимым испугом огляделся по сторонам и прошептал, указывая большим пальцем в потолок:

— Я слышал, Ригенос решил не подвергать свою коронованную особу опасности, дабы мы, то бишь воины, не утратили мужества.

— Брось, — отозвался я. — Оставь старика. В конце концов, его никто не принуждал идти с нами в поход, а он не пожелал отсиживаться дома. Тебе известно, какой приказ он отдал, ведя переговоры с неприятельским командиром? Ролдеро фыркнул.

— Ну да. Велел Каторну застрелить его. Так?

— Так.

— Что ж, — ухмыльнулся Ролдеро. — Ты оправдываешь трусость Ригеноса, а я его вероломство. Разве не справедливо?

Он расхохотался.

Я не мог не улыбнуться в ответ. Однако позже, когда он утихомирился, я спросил его:

— А ты, Ролдеро? Ты поступил бы так же?

— Думаю, да. Война есть…

— Но Бейнан собирался сражаться со мной, хотя должен был понимать, что шансов выйти победителем у него немного. Он должен был понимать, что Ригенос не из тех, кто держит слово.

— Ну и что? Значит, он вел себя не лучше Ригеноса. Просто наш король опередил его. В вероломстве главное — уловить подходящий момент.

— Однако Бейнан вовсе не показался мне обманщиком.

— Откуда нам знать, каким он был в обычной жизни? Я же объяснял тебе, Эрекозе, дело заключается отнюдь не в характере Бейнана. Будучи воином, он наверняка попытался бы исполнить то, в чем преуспел Ригенос, — лишить врагов командира. Это ведь один из основных принципов ратного дела!

— Тебе виднее, Ролдеро.

— Да, мне виднее. Давай выпьем.

Я выпил. Я напился до бесчувствия, ибо меня донимали теперь не только сны, но и куда более свежие воспоминания.

Следующей ночью мы бросили якоря не далее как в лиге от входа в гавань Пафанааля.

На рассвете мы выбрали якоря и, поскольку ветра не было, на веслах пошли к городу.

Земля приближалась.

Я различил утесы и мрачные скалы.

Еще немного.

К востоку от нас что-то сверкнуло. — Пафанааль! — раздался крик дозорного с мачты.

Еще немного.

И вот он, город Пафанааль.

Насколько мы могли судить, крепость никто не охранял. Все ее защитники остались лежать на дне морском, во многих милях отсюда.

В городе начисто отсутствовали купола и минареты, зато много было шпилей, башенок и бастионов. Они были расположены так близко друг к другу, что производили впечатление одного огромного дворца. А от материалов, которые пошли на их постройку, захватывало дух. Там был белый мрамор с розовыми, голубыми, зелеными и желтыми прожилками. Там был красный мрамор с черными прожилками. Там был мрамор с вкраплениями золота, базальта, кварца и голубоватого песчаника.

Город лучился светом.

Ни на набережных, ни на улицах, ни на крепостных стенах не было ни души. Я предположил, что город покинут.

И ошибся.

* * *

Мы высадились. Я построил войско и предостерег солдат, что нас могут завлекать в ловушку, хотя сам в это не верил.

Всю дорогу до Пафанааля мы чинили корабли, штопали одежду, начищали оружие и доспехи.

Корабли теснились в гавани. Легкий ветерок, который поднялся, едва мы ступили на булыжник набережной, шевелил вымпелы. Он нагнал облака, которые закрыли солнце.

Мы трое — король Ригенос, Каторн и я — стояли перед строем. Сверкали доспехи, лениво колыхались на ветру знамена.

Наша армия насчитывала семьсот дивизий. Каждой сотней дивизий командовал маршал, под началом которого состояли генералы, командовавшие двадцатью пятью дивизиями каждый; им подчинялись рыцари — командиры отдельных дивизий.

Вино помогло мне забыть об ужасной морской битве, и, разглядывая воинов, я ощутил в сердце былую гордость. Я произнес:

— Маршалы, генералы, рыцари и солдаты! Я привел вас к победе на море!

— Ура! — громыхнули они.

— Удача сопутствует нам. Отправляйтесь же на поиски элдренов, но будьте бдительны. Помните, что за каждым углом может прятаться враг!

Тут из первой шеренги подал голос граф Ролдеро:

— А как насчет трофеев, Эрекозе? Король Ригенос махнул рукой.

— Берите все, что вам понравится. Но не забывайте слов Эрекозе. Пища может оказаться отравленной, а края винных кубков — смазанными ядом. В этом проклятом городе все возможно!

Наблюдая, как маршируют по набережным Пафанааля наши дивизии, я подумал, что город, хоть и впустил нас в себя, однако отнюдь не принял.

Интересно, что мы обнаружим в Пафанаале? Ловушки? Засады? Отравленные колодцы?

Мы обнаружили, что Пафанааль — город женщин. В нем не нашлось ни единого мужчины-элдрена. В нем не осталось мальчишек старше двенадцати лет. В нем не осталось стариков любого возраста. Мы всех их отправили на корм рыбам.

Я не знаю, как они убивали детей. Я просил короля Ригеноса не отдавать приказа на их истребление. Я умолял Каторна пощадить их: изгнать, может быть, из города, но не убивать.

А они устроили резню. Сколько детей погибло — я не знаю.

Мы расположились во дворце, который раньше принадлежал герцогу Бейнану. Он, судя по всему, был правителем Пафанааля.

На улицах убивали, а я отсиживался в своих покоях, с горькой усмешкой думая о том, что, именуя элдренов «нелюдями», наши славные воины вовсе не брезгуют их женщинами.

Я ничего не мог поделать. Я не знал, есть ли у меня право вмешиваться. Я пришел в этот мир по зову Ригеноса, чтобы сражаться за человечество, а не для того, чтобы его судить. Я согласился прийти, но почему — никак не мог вспомнить.

Я сидел в комнате, со вкусом обставленной красивой, изящной мебелью. Пол и стены покрывали ковры. Я разглядывал элдренскую мебель и потягивал ароматное элдренское вино, и старался не прислушиваться к крикам элдренских детей, которых убивали прямо в постелях. Дворцовые стены были слишком тонки, чтобы заглушить звуки с улицы.

Я смотрел на Канайану — вложенный в ножны меч стоял в углу. Я ненавидел его. Мои доспехи валялись на полу.